До половины всех потерь российской стороны в войне с Украиной приходятся на людей, которые почти не участвовали в жизни российского общества. К концу третьего года войны Русской службе Би-би-си совместно с изданием «Медиазона» и командой волонтеров на основе открытых данных удалось установить имена 95 026 погибших российских военных. Анализ этого списка, а также тех, кто в нем не учтен, дает представление о том, как эти потери отражаются на жизни России.
21-летний Даниил Дудников учился на историческом факультете Донецкого национального университета, изучал международные отношения, играл в «Что? Где? Когда?» и увлекался плаванием.
Власти самопровозглашенной Донецкой народной республики мобилизовали его в первый же день полномасштабного вторжения России 24 февраля 2022 года и отправили в Харьковскую область.
Всего через месяц, 25 марта, Даниил перестал выходить на связь и потом долго числился пропавшим без вести. Из его взвода с задания не вернулся никто: 13 человек погибли. Еще пятеро попали в плен, через четыре месяца в результате обмена они вернулись в Донецк и рассказали, что Даниил погиб.
История Даниила — и его взвода — очень типична. Она повторяет тысячи историй других жителей самопровозглашенных ДНР и ЛНР, отправленных на фронт. Поспешная мобилизация, нехватка подготовки и обмундирования, заведомо невыполнимые задачи. Как результат — огромное число погибших и пропавших без вести, чья судьба становится известна лишь спустя месяцы или годы.
Люди, воевавшие и погибшие в вооруженных формированиях ДНР и ЛНР, обычно не включаются в наш поименный список потерь. Однако, изучив опубликованные некрологи и сообщения о поиске пропавших военных из этих регионов, мы пришли к выводу, что подразделения ДНР и ЛНР могли потерять убитыми от 21 тысячи до 23,5 тысячи человек.
Подавляющее большинство этих потерь пришлось на первый год вторжения — и это сопоставимо с потерями всех официальных подразделений российских сил за этот период (25 769 человек).
Но мобилизованных жителей самопровозглашенных республик редко хоронят в России, большинство не учились в российских школах и имели гораздо меньше социальных связей внутри России, чем сами россияне.
Три из десяти
«На контракт я попал так: на Курском вокзале украл сумку у пассажира. И оперативники меня сразу же взяли, там же камеры стоят везде. Они мне сказали, если не хочешь снова за решетку, то подписывай контракт. Сказали, что в моем возрасте на передовую все равно не отправят, будешь тыловым рабочим. Ну я и согласился», — так летом 2024 года попавший в плен Ильдус Садыков рассказывал украинским военным о том, как оказался на фронте. Ему было 59 лет.
До задержания Ильдус, по его словам, провел на свободе только восемь месяцев. Выйдя после очередной отсидки в колонии, он устроился разнорабочим в Московской области. Согласно опубликованным приговорам, Садыков трижды судим, он провел в колониях в общей сложности 16 лет.
Из украинского плена Ильдус в результате обмена вернулся в Россию, где его снова отправили на фронт. В феврале 2025 года он погиб.
В журналистском списке погибших сейчас 16 171 осужденный, отправленный на войну из колоний. В это число включены только те, чьи судимости смогли подтвердить по открытым источникам.
На самом деле погибших заключенных гораздо больше.
Изучив предоставленные документы о погибших сотрудниках ЧВК Вагнера, журналисты пришли к выводу, что осужденные могут составлять до трети всех потерь российской армии за три года вторжения. Существенная часть этих людей провела в исправительных колониях годы и была по сути изолирована от жизни остального общества.
В итоге получается, что из каждых десяти погибших, воевавших на стороне России, три человека — это заключенные, а еще два — жители самопровозглашенных ДНР и ЛНР.
Замечает ли общество войну?
В годы Первой мировой войны в Британии существовали так называемые приятельские батальоны — pals battalions — подразделения, сформированные из людей, выросших по соседству, связанных узами дружбы и желанием отправиться на фронт.
За один день битвы на Сомме городской батальон Шеффилда потерял 512 человек убитыми и ранеными, и в течение недели почти половина семей Шеффилда получила «похоронки». Жизнь в городе замерла.
«Восприятие войны и „видимость“ жертв — это не столько прямое следствие количества погибших и раненых, сколько производная от плотности социальной ткани. В атомизированном обществе жертвы „не видны“» — отмечает социолог, старший научный сотрудник Тель-Авивского Университета Виктор Вахштайн.
Тот эффект, который потери в этих «приятельских батальонах» оказывали на население, заставили Британию отказаться от территориального принципа формирования военных подразделений.
Привлечение на фронт заключенных может преследовать схожую цель.
«Больше потерь видит та часть российского общества, у которой изначально есть меньше ресурсов: образовательных, финансовых и политических. Видимо, ставка Кремля изначально была на то, чтобы более ресурсная часть общества максимально не замечала войну, — говорит директор Института изучения России Королевского колледжа в Лондоне Гульназ Шарафутдинова. — Отсюда и отправка на фронт заключенных из колоний, вербовка в армию иностранцев из Африки и Латинской Америки».
«В небольших населенных пунктах люди, естественно, в большей степени видят военные потери и их масштаб. Война больше затронула те слои общества, те группы, в которых люди не имеют серьезного ресурса не только для протеста, но даже для публичного выражения своего мнения. Все разговоры и обсуждения остаются на кухнях», — добавляет она.
Лишь 30% россиян сталкивались с войной напрямую — участвовали в ней лично или имеют родственников, которые были задействованы во вторжении в Украину, показал опрос общественного мнения проекта «Хроники», проведенный в сентябре 2024 года.
Для сравнения: в Украине, согласно опросу, 78% населения близко знают кого-то, кто был ранен или погиб на войне.
Определить степень поддержки войны среди населения России трудно, так как многие люди боятся честно отвечать на этот вопрос, но согласно исследованию, проведенному по заказу проекта PROPA при поддержке Университета Хельсинки, 43% респондентов открыто поддерживают вторжение.
«Было бы отношение к войне и восприятие ее в обществе иным, если бы люди видели и лично знали большее число погибших? Да, безусловно», — говорит социолог Виктор Вахштайн.
Реальные цифры
Реальные потери России, очевидно, намного выше, чем можно установить через открытые источники. Опрошенные военные специалисты предполагают, что анализ российских кладбищ, воинских мемориалов и некрологов может охватывать от 45% до 65% от реального числа погибших.
Это объясняется тем, что тела существенного числа солдат, погибших в последние месяцы, могут все еще находиться на поле боя. Чтобы вынести их, нужно дополнительно рисковать здоровьем выживших военных, которые могут попасть под удары беспилотников.
Если отталкиваться от приведенной выше оценки, то реальное число погибших российских военных может быть в диапазоне от 146 194 до 211 169 человек.
А с учетом потерь самопровозглашенных ДНР и ЛНР общее число погибших со стороны России может находиться в диапазоне от 167 194 до 234 669 человек.
Официально Россия в последний раз отчитывалась об общих потерях в сентябре 2022 года. Тогда Минобороны назвало цифру почти в шесть тысяч погибших. И уже тогда в журналистском списке погибших было больше имен, чем признало ведомство.
Украина последний раз сообщала о своих потерях в декабре 2024 года. Тогда президент Владимир Зеленский признал гибель 43 тысяч украинских солдат и офицеров. Западные эксперты считают, что эта цифра, скорее всего, занижена.
Поименный список потерь на основе открытых источников ведет анонимный сайт Ukraine losses — сейчас в нем более 70 400 фамилий. Журналисты проверили эту базу путем случайной выборки 400 записей и сочли ее вполне достоверной.
Поименный список украинских потерь, скорее всего, полнее, чем аналогичный список с российской стороны, потому что указы президента Украины о посмертном награждении солдат не засекречены — в отличие от России.
Сейчас, к концу третьего года войны, все внимание сосредоточено на новой администрации США, которая форсирует переговоры об окончании конфликта. Но журналисты продолжат изучать данные с кладбищ и военных мемориалов, а также разбирать некрологи российских военных, число которых резко растет с сентября 2024 года.